Главная

Прошло больше полугода с момента, когда онкология была объявлена приоритетным направлением национального здравоохранения на ближайшую перспективу. Сразу после этого состоялся первый большой разговор «Медицинского вестника» с генеральным директором ФГБУ «НМИЦ радиологии» Минздрава России, академиком РАН Андреем Каприным. Сегодня мы анализируем, что уже сделано в стране на фронте борьбы против рака и что еще нужно предпринять для укрепления онкологической службы.

Каприн Андрей Дмитриевич генеральный директор ФГБУ «НМИЦ радиологии», главный внештатный специалист онколог Минздрава России, д.м.н., профессор, академик РАН

- Андрей Дмитриевич, на какой стадии находится работа по подготовке программы? Какой видите ее лично вы? Какое место в ней должна занимать ядерная медицина?

- Прежде всего надо сказать, что, учитывая важность этого направления, которое объявлено Президентом России приоритетом, министр здравоохранения Вероника Скворцова лично курирует его, а все рабочие совещания проходят под ее председательством. Одновременно продолжается работа по совершенствованию методов диагностики и лечения рака. Например, стали больше выявлять ЗНО: если в 2016 г. цифра составляла 599 тыс. человек, то в прошлом году уже 677 тысяч.

- На каких стадиях выросла выявляемость?

- Пока что со стадиями не все так, как должно быть. Но само увеличение контингента и наблюдающихся пациентов с ЗНО можно считать заслугой службы. Да, у нас, к сожалению, еще нет усиления онконастороженности в первичном звене по причине имеющегося кадрового дефицита. Но вот что очень важно: при увеличивающейся заболеваемости удается сохранить уровень смертности. Уменьшилась одногодичная летальность на 29%, это очень приличный результат. К решению проблемы ранней диагностики подключились смежные специалисты, например колопроктологи. Нейрохирурги сейчас занимают очень мощную позицию – это тоже целое направление в онкопрограмме, которое они помогают разрабатывать. Раньше все эти темы были разрознены, сегодня под руководством министра идет консолидация идей и вариантов решений. Академия наук тоже включилась в работу.

- Контуры программы уже появились?

- Они исходят из задач самой проблемы. Нужно усиливать первичное звено. Нужно решить вопрос с маршрутизацией пациентов – тратить минимум времени с момента выявления ЗНО до постановки окончательного диагноза. И еще один контур: конечно, должен быть четкий информационный контроль, чтобы мы знали, какой в первичном звене поставлен диагноз, а врач видел, какие места свободны в каких онкологических учреждениях, чтобы незамедлительно направить туда пациента. Пока у нас такая взаимосвязь не налажена.

- По словам некоторых специалистов, в России сейчас нет даже полноценного канцер-регистра. Председатель Российского общества клинической онкологии Сергей Тюляндин недавно заявлял, что собранные по стране статистические данные мало, что дают. Мы даже не знаем, сколько онкопациентов получают лечение.

- На мой взгляд, задача канцер-регистра состоит как раз в том, чтобы давать статистический срез. А анализировать эти данные должны профессиональные сообщества и специалисты. Недавно мне презентовали немецкий регистр – в нем тоже свод цифр, и их это устраивает. Кстати, они хорошо отозвались и о том, как мы ведем свой регистр. Все цифры поддаются анализу. Тем более что у каждого специалиста свой интерес: одному нужны данные по лекарственным препаратам, мне, например, по радиологии. Американцы, кстати, тоже считают нашу статистику национальным регистром с хорошими показателями. А они одни из самых эффективных регистраторов.

Но систему сбора информации, конечно, надо оптимизировать. И мы открыты к конструктивным предложениям.

Проблема в том, что некоторые регионы не показывают ни реальной заболеваемости, ни смертности от ЗНО. Например, Якутия с ее огромной территории на карте нашего регистра вся зеленая, то есть заболеваемость у них минимальная, смертность средняя, хотя при такой заболеваемости она должна быть высокой. Выявляемость на I-II стадиях у них очень низкая. Такие вот данные они нам дают. Или взять наши республики, где умерших хоронят в этот же день и не дают делать вскрытие – как там получить достоверную онкологическую статистику? Значит, в эти регионы надо выезжать и вручную проверять их данные, поскольку методология сбора явно хромает. Впрочем, с этим не только в России проблемы. Например, в штате Техас никак не могут взять на онкологический учет мексиканское население – не идут на скрининг и все.

- В новом нацпроекте по здравоохранению борьба с ЗНО, судя по всему, окажется главной статьей расходов. Вице-премьер Ольга Голодец уже просила онкологов рассчитать эффективность бюджетных вложений на эти цели. Реально ли это сделать: как и что считать? На какие направления должны быть в первую очередь направлены деньги?

- Для таких расчетов надо привлекать хороших экономистов. Без мультидисциплинарного подхода вообще невозможно развивать онкологическое направление, в том числе в организационном плане. В Академии наук есть секции матанализа, статистики, мы попросим включить в нашу рабочую группу этих людей.

Да и законодательство нужно подработать. На мой взгляд, чтобы закрыть кадровую брешь, надо вернуться к распределению после окончания вузов, а для этого врач после ординатуры, прежде чем попасть в клинику, должен два года проработать первичным онкологом. Я за то, чтобы онколога учить не два года, как сейчас, а три, но уже после первого года интернатуры его можно будет направлять на первичный прием, где и учить всем премудростям онкологической настороженности, вооружить правилами. Кстати, в Германии этот процесс хорошо поставлен: например, в гайдлайнах прописано, что женщина в определенном возрасте должна пройти конкретные диагностические процедуры, у врача на компьютере памятка, а заведующий отделением его контролирует. При таком подходе мы усилим эффективность работы первичного звена.

Разумеется, зарплата ординаторов при этом не должна быть такой, как сейчас – 7 тыс. руб., но эти расходы, я уверен, дадут экономию, в частности на химиопрепаратах. При этом важно, чтобы сэкономленные таким образом деньги не забирались на другие цели, а возвращались в отрасль, в том числе на увеличение зарплат врачам.

Если сообщество онкологов выпустит совместный гайдлайн – такое жесткое руководство, тогда мы сможем первичное звено усилить медсестрами, которые будут исполнять, по сути, диспетчерскую работу. Их задача проконтролировать возраст, вес, анамнез пациента: если в семье болели – скрининг раз в год, если нет – раз в три года. А онколога тогда можно будет иметь одного на 5-6 кабинетов. И при таком подходе мы будем терять значительно меньше людей по причине позднего обнаружения ЗНО.

- Вы предложили внести коррективы в утвержденный в конце прошлого года порядок проведения диспансеризации взрослого населения. Насколько информативны двойное прочтение маммологических снимков для скрининга РМЖ и другие, включенные в документ, анализы и исследования в российских условиях?

- Это международный стандарт, не мы придумали. Но мы за это сильно ратовали. Кроме того, нам надо в обязательном порядке делать паспорт кожи и тест Папаниколау для обнаружения рака шейки матки.

- В прошлом интервью на вопрос о том, достаточно ли в стране мощностей для оказания специализированной помощи онкобольным, вы сказали, что это будет видно, когда начнет выполняться новый порядок оказания медицинской помощи по профилю «онкология». Но, согласно недавнему докладу МНИОИ им. П.А. Герцена, число специализированных отделений и кабинетов, оказывающих онкологическую помощь, в 2017 г. уменьшилось. Как это укладывается в логику объявленной государством борьбы с раком?

- Дело в том, что онкокабинеты – это далеко не квалифицированная помощь. Что касается специализированных отделений, это тоже наша большая проблема: многие из них занимаются прицельно одной какой-то локализацией (колопроктологи, маммологи) и зачастую нужны лишь для того, чтобы стационар мог сохранить лицензию на оказание онкологической помощи. А квалификация там, как правило, оставляет желать лучшего. Кроме того, эти отделения оторваны от общего процесса и полноценных консилиумов, что в свете стоящих перед онкослужбой задач выглядит нерачительно. Они мало связаны с профессиональным сообществом, подчиняются главврачам и, конечно, протоколы там соблюдаются отчасти.

- А первичное звено сегодня встроено в систему задач, ставящихся перед онкослужбой?

- Сейчас мы обсуждаем эту тему с министром. Ее идея – сделать амбулаторные онкологические отделения при развитых поликлиниках или стационарах, имеющих необходимое оборудование. Чтобы они были встроены в вертикаль, и подчинение у них было онкологическое. Тогда от них можно будет требовать четкого соблюдения протоколов лечения и контролировать этот процесс.

При этом такие изменения будут выгодны и главным врачам: медучреждения получат оплату по межтерриториальному ОМС за каждого обследованного пациента.

- Кстати, что с тарифами в онкологии, не планируется увеличение?

- Ждем. И в первую очередь необходимо увеличить тарифы по симультантным операциям, что в итоге принесет экономию. Остальные расценки тоже, конечно, надо бы немного повысить. Но и сейчас по многим территориальным программам для онкологии они неплохие. Плохо то, что в разных регионах ТФОМС относятся к онкологии по-разному.

- Федеральные центры продолжают закупать импортное оборудованием для лучевой и радионуклидной диагностики и терапии: томографы, линейные ускорители. Получается, ничего своего в стране нет?

- Что касается оборудования для лучевой терапии, сейчас в МРНЦ им. А.Ф. Цыба будут монтироваться два 6-мегаэлектронвольтных (МэВ) ускорителя российского производства. При строительстве центра были заложены 17 каньонов, которые теперь могут стать полигоном для испытаний новой отечественной техники. 6-мэвные ускорители сейчас делают Петербургский институт ядерной физики им. Б.П. Константинова, Физический институт имени П.Н. Лебедева и еще группа ученых, возглавляемых академиком В.П. Смирновым. Но в масштабах страны надо минимум 300-350 таких установок. Для нас это был бы очень большой задел, потому что это рабочие лошадки радиологии. Это машины не для гамма-терапии, они более продвинутые и прецезионные.

Плохо у нас и с диагностической техникой. Когда-то давно отечественные ученые создали МРТ 0,25 Тесла, то есть аппарат с разрешением для костного скелета. Развивать и совершенствовать его не стали, видимо, из-за того, что была возможность достаточно дешево купить аппаратуру на Западе и не было смысла вкладываться. В результате сегодня мы в этом смысле очень отстали.

- Возвращаясь к началу разговора: какое место в национальной программе борьбы с раком должна занять ядерная медицина?

- Россия – ядерная держава, а значит, ядерная составляющая в нашей онкологии должна развиваться активно. По расчетам американцев, рынок радионуклидов должен вырасти к 2030 г. до 26 млрд долл. У нас вырабатывается огромное количество радионуклидов, но пока не хватает линейки готовых продуктов, много препаратов мы продаем в виде сырья, что не допустимо. Нам нужно создавать чистые производства по стандартам GLP, GMP, что позволит России конкурировать на мировом рынке.

Кроме того, несмотря на то, что в стране есть видные ученые в радиохимии, радиобиологов, радиохимиков для растущих потребностей ядерной медицины недостаточно, их надо учить. И понятно, что когда наберется определенная критическая масса таких специалистов, они будут изобретать новые радионуклидные препараты.

Сейчас весь мир движется от радионуклидной диагностики к радионуклидной тераностике, когда препарат является одновременно и средством ранней диагностики, и терапевтическим агентом. Такие тераностические пары уже создаются, ожидается их вывод на рынок в 2021-2025 гг. И российские специалисты должны занять в этом процессе достойное место.

Источник: https://medvestnik.ru/content/interviews/Dlya-borby-protiv-raka-vajna-konsolidaciya.html

Андрей Петров

Подвести итоги года с Андреем Дмитриевичем Каприным мы решили по нескольким причинам. Во-первых, он стал академиком и членом президиума РАН. Во-вторых, группа учёных-медиков и физиков во главе с академиком Каприным по итогам года получила премию Правительства РФ за разработку и внедрение новых отечественных радиофармпрепаратов для лечения онкологических заболеваний. И в-третьих, в названии Национального медицинского исследовательского центра появилось неслучайное уточнение: НМИЦ радиологии. Значит ли это, что самые смелые мечты наших патриархов в области мирного атома, таких как академик Анатолий Фёдорович Цыб, начнут сбываться? Об этом и многом другом мы беседуем с генеральным директором ФГБУ НМИЦ радиологии Минздрава России А.Д. Каприным.

— Андрей Дмитриевич, действительно мы находимся на пороге новой эры в ядерной медицине?

— Скорее мы продолжаем и развиваем то, что наработали в середине прошлого столетия наши учителя, великие врачи и физики в области радиологии, в том числе в производстве радионуклидов, радиофармпрепаратов и технического обеспечения. Всё это позволило нашей стране занять и удерживать лидирующие позиции в этом направлении. Но тяжёлые 90-е годы явились преградой для дальнейшего развития отрасли, поэтому мы держали курс на Запад, где в то время в приоритете были разработки в области химиотерапии. Именно поэтому сейчас наблюдается высокий процент резистентности злокачественных опухолей к химиотерапевтическим препаратам. Важно помнить: в онкологии всегда имеет место комплексный подход к диагностике и лечению, что требует параллельного и равноценного развития всех направлений. И сейчас ситуация в стране меняется к лучшему: мы возрождаем отечественные радиофармацевтические технологии.

— В постановлении Правительства Российской Федерации речь шла о работе с йодом-125. Где он применяется?

— Сейчас мы уже рутинно используем йод-125 для лечения пациентов, страдающих раком предстательной железы. Для сравнения: если в 2016 году делали пять лечебных процедур в месяц с использованием данного радиофармпрепарата, то сегодня — пять манипуляций в неделю, и это только в одном из наших филиалов. А если мы разберём экономическую составляющую данного вопроса, то придём к выводу, что деньги, которые затрачивались из федеральной квоты на проведение одной процедуры с применением зарубежного препарата, теперь можно использовать для оказания помощи четырём больным.

Но на этом мы не останавливаемся, а идём дальше: вместе c Физико-энергетическим институтом имени А.И. Лейпунского госкорпорации «Росатом» мы разрабатываем и внедряем в практику новые радиофармпрепараты.

Например, ведутся работы по лечению рака печени, где мы успешно применяем радиофармпрепарат на основе иттрия-90, для метастазов в кости мы отрабатываем использование рения-88. Причём если раньше стронций-89, а впоследствии самарий-153 служили для паллиативных целей, таких как обез­боливание, то рений-188 даёт возможность и лечебного воздействия. Кроме того, ведутся активные разработки в области применения лютеция-177 как составляющей высокоспецифичных препаратов для радионуклидной терапии таких злокачественных опухолей, как рак предстательной железы и нейроэндокринные опухоли.

Мы продолжаем развитие радионуклидной терапии рака предстательной железы, где на смену низкодозной брахитерапии с йодом-125 приходит высокодозная — с иридием-192. А в рамках клинических испытаний положено начало работам по применению иридия-192 для терапии злокачественных опухолей других локализаций, например рака молочной железы.

— Но понятие «ядерная медицина», наверное, гораздо шире? Что оно ещё включает, какие новые направления вы развиваете на базе вашего центра?

— Наше объединение сейчас позиционируется как исследовательский и испытательный центр по радиологической и ядерной медицине. Это значит, что мы будем главной площадкой для апробации новых методов, препаратов и техники в этом направлении. Впереди огромная работа по реализации этого плана. И мы показали, что все новинки, которые нам доверили у себя внедрить, работают эффективно и безопасно. Например, наш центр протонной терапии, где установлен и второй год работает первый отечественный ускоритель для чисто медицинских задач. Здесь мы лечим самые сложные и в недавнем прошлом неоперабельные случаи злокачественных опухолей головы и мозга. Вместе с создателем «Прометеуса», членом-корреспондентом РАН Владимиром Егоровичем Балакиным, мы постоянно совершенствуем его детище. Сделали удобное отечественное «кресло» для этой процедуры, причём, в отличие от иностранных аналогов, где каждую мишень нужно устанавливать по-новому, мы используем способ, когда сам аппарат передвигается от мишени к мишени вокруг пациента. А следующий этап — специальная кушетка, которая будет фиксировать пациента в определённых позициях и даст возможность облучать с помощью протонов злокачественные образования и в других частях тела.

— Мы знаем, что в МНИОИ имени Герцена, московском филиале НМИЦР, работает кибер-нож. И в обнинском центре установлено суперсовременное оборудование — гамма-нож, который без разреза, но с точностью скальпеля хирурга убирает опухоль.

— Да, этот проект в области государственно-частного партнёрства можно отнести к итогам года, нашим удачам. Пока, к сожалению, бизнес с большой осторожностью наблюдает за развитием отечественной онкологии, радиологии, смотрит, у кого что получится. И это понятно: вложения большие, а отдача очень «длинная» — займёт не один год. Тем более мы рады, что наше сотрудничество с инвесторами в этой области получило поддержку нашего учредителя — Минздрава России, — и в первый день февраля текущего года в МРНЦ имени А.Ф. Цыба состоялось официальное открытие гамма-клиники.

— В Обнинске имеются большие возможности не только по сотрудничеству с многими научными центрами, большой наукой, но и огромный потенциал для расширения. В прошлом году вы говорили о том, что предстоит освоить огромные территории, по 15–16 гектаров, простаивающих после разрушительной перестройки. Что-то, кроме протонного центра, удалось там создать?

— Во всех филиалах центра идут большие стройки. В Обнинске, например, в 2017 году создано новое отделение — рентгенохирургических методов диагностики и лечения.

— И чем оно занимается?

— Рентгенохирургия — это новый, стремительно развивающийся высокотехнологичный метод диагностики и лечения многих, в том числе онкологических, заболеваний. В основе метода лежат малоинвазивные хирургические вмешательства, проводимые на кровеносных сосудах под контролем методов лучевой визуализации.

Главной особенностью рентгенохирургии является то, что все вмешательства производятся без разрезов — через небольшие проколы на коже инструментом 1–4 мм в диаметре. Причём в большинстве случаев такие операции обходятся без наркоза, применяется только местное обезболивание в точке пункции. Это позволяет брать на лечение пациентов с тяжёлыми сопутствующими заболеваниями, которым раньше, при традиционном хирургическом вмешательстве, было бы отказано. После рентгенохирургии не остаётся послеоперационных ран и швов, и пациент может отправляться домой уже через сутки после операции.

Наша рентгеноперационая построена в соответствии с новейшими мировыми стандартами «чистых помещений», где счётное количество аэрозольных частиц, а также температурно-влажностный режим поддерживаются в заданных параметрах. Для неё мы приобрели новейшую ангиографическую систему экспертного класса. Принцип нашей установки в том, чтобы не убирать бляшки на сосудах, как во время операций по стентированию, а, наоборот, закрыть сосуд, который питает кровью данную опухоль, высокодозным радионуклидным препаратом. Совсем скоро мы закончим монтаж этой чудо-техники и начнём принимать пациентов.

Работа по техническому оснащению всех филиалов будет продолжаться. В планах Медицинского радиологического научного центра — большая операционная и свой ПЭТ КТ. Пока мы пользуемся услугами наших сподвижников и помощников.

Ещё один большой проект по освоению обнинской территории будем строить по самым высочайшим стандартам и на этой базе откроем доклинический испытательный центр для стран СНГ.

Не менее грандиозные планы и в нашем урологическом филиале — НИИ имени Н.А. Лопаткина.

Сейчас здесь заканчивается строительство дополнительных мощностей на 350 коек. Будут оснащены детская реанимация, мощные лаборатории с молекулярно-генетическим подходом, расширится гемодиализный центр. Освоим и здесь высокодозную брахитерапию на базе иридия-90, которая позволяет лечить больных даже с послехирургическим рецидивом в ложе опухоли.

Планируем внедрение пластических операций, в том числе при тяжёлых лучевых повреждениях. В НИИ урологии им. Н.А. Лопаткина будет создано базовое отделение для лечения рака яичка, а также банк хранения спермы. В Обнинске у нас уже открыто отделение, которое занимается экстракорпоральным оплодотворением и делает около 100 процедур в год онкологическим пациенткам.

Также будут смонтированы мощные рентген-установки для лечения мочекаменной болезни и многое другое. Государство выделило на это приличные деньги, и мы постараемся вложить в каждую копейку все свои знания и умения.

Источник:http://ktovmedicine.ru/2018/1/akademik-andrey-kaprin-rentgenohirurgiya-eto-novyy-stremitelno-razvivayuschiysya-vysokotehnologichnyy-metod-diagnostiki-i-lecheniya-mnogih-zabolevaniy.html